|
Я обаяния лишён –
Не "няшка" и не "ми-ми-мишка" –
Рубашка, мятые штанишки,
Куртёшка, кеды, капюшон –
Всё на соплях, на честном слове…
И равно, как седло корове,
Мне не идёт любой прикид.
Брюшко, сутулость (вслед артроза)
Согнули тушку в знак вопроса.
Как бы: "За что?" – вопрос стоит.
К вопросу же про внешний вид,
Тут видимо добавить надо –
Лицо слегка одутловато,
В нём отражаются едва
Два выраженья. Оба-два,
Неадекватны ничему,
Происходящему в реале.
А то, сводимы к одному –
Неподконтрольному уму
Пред-выражению печали.
Как будто бы ещё в начале
Глаза увидели итог…
Как если бы прочесть я смог
В годичной давности журнале
Фатальную статью… но это,
Взломав земной хронометраж,
Был также свежий репортаж
Последней… завтрашней газеты.
Ещё предчувствием томим,
Что там… потом – в нуле эфира,
Меня дежурный херувим
Узревши, гаркнет: "хер-то с ним"
И в пищевой цепи звеном
Оставит в царствии земном
Постчеловеческого мира…
И быть мне в собственном "потом"
Совместно "совестью" и "ртом" –
Навроде леса санитара…
И хоть в обличии любом,
Но не гиеной и не львом
В локации Масаи-Мара.
Скорее по своей натуре
В ротации бесхозных душ
Я возрожусь в медвежьей шкуре,
Как на классической гравюре –
Пузат, сутул и неуклюж,
Как все медведи. И как все,
Кто близок средней полосе,
Начну играть на балалайке
И к своему стыду, как тать
У пчёл привыкну воровать,
Да распевать срамные байки.
Но скроет мой звериный лик
Полуулыбкой благодушной
Всё то, что знать другим не нужно –
Живую память и язык
Того, кто шкурою зверушной
Во всём скрывать себя привык.
***
|
