День рождения
Этот серый день, мой день рождения,
Мне внушает пасмурную грусть...
Хмара над землёй почти осеняя
Здесь во всём возобладала...
Пусть!
Пусть, что лето, по зиме желанное,
Съёжившись, от холода дрожит...
Пусть, что солнце скрылось окаянное,
Официальный нанеся визит...
Что ж с того,
что празднеством не меченный
Этот день, как все иные дни,
Сгладится:
В земле, не обеспеченной
Памятью – забвение сродни
Вечности...
... Но как же получилось,
Что почти за пару тысяч лет
Ни во что СВОЁ не воплотилась
Наша сущность?
В собственный же след
Мы плюём и каемся публично,
Тянем аромат заморских стран
Жадным вдохом...
Молимся на личность,
Обличая ближних...
И обман
Даже вера здесь:
В чужие перья
Рядится под греческий обряд:
К здешнему народцу с недоверьем
Византийским золотом горят
Купола,
обособляясь строго,
Отрицаясь, как от сатаны,
От ампира, готики, барокко –
От себя непомнящей страны,
Что легла под ними полем боя
Для из вне притянутых идей,
Сокровенной мыслью ни одною
Не обременённая своей...
Я толкую здесь не о "культуре",
Не в богеме принцип вижу я,
Не в искусстве, не в литературе,
Но в простейших формах бытия:
Мы ж чужие занимаем формы;
Мы чужою движемся тропой...
Голос наш прекрасен, что бесспорно,
Но вторичен, ибо он не свой...
И чужое впитывая "Право",
Недопонимаем, что за ним
Дух иной – Иная суть и нравы...
Но упрямо то боготворим,
Что – ИЗ ВНЕ...
И это нам
обычно...
И за это положенье дел
Платим мы собою. И привычно,
Падших душ и падающих тел,
Не считаем...
Сколько сквозь годичность
Быть нам в состоянии пути,
Что б свою холопскую ВТОРИЧНОСТЬ –
Вычленить в себе и превзойти?!
Я не знаю сроков...
Но не скрою:
В городах, в селениях, в глуши –
Тщетно всюду я искал иное
СЛОВО нашей собственной души
Новое, неведанное Слово,
Кое б согласилось оправдать
Нашу бытность здесь,
и силой новой
Наделить к тому, чтоб сострадать
Каждой твари, всякому явленью...
...И пока не произнёс его –
Ни к чему мне личный день рожденья,
Здесь – где нет рожденья СВОЕГО.
***
О самоотверженной жизни и дерзкой усмешке
/ Светлой памяти старого фронтовика, посвящается /
Нам –
только оттиск дней
кровавых –
Потёртый китель старика;
Под ним – бездвижная рука,
На нём – звездою, Орден Славы...
Все называли его дедом...
Он был и впрямь нам словно дед;
И мы, не знавшие побед,
С ним причащались к Дню Победы
Палёной водочкой «Столичной»...
Вот только дальше
ни о чём
Плелась беседа за столом,
И жизнь общественную с личной
Вязал никчёмный разговор...
Но всякий раз, оставив вздор,
Мы пили за его здоровье;
А он насмешку дерзких глаз,
Давил насупленною бровью,
С ухмылкой вглядываясь в нас...
Да только вот усмешка эта
Была не здешней:
Суета
В ней не читалась...
Как примета
Не этих дней, она просветом
Вела в далёкое ТОГДА...
*
...Когда разрывы от снарядов
Разворотили небеса,
Когда гремучие гранаты
Срывали плоть и жгли глаза,
Среди животного смятенья,
Поправши боль и смертный страх,
С усмешкой дерзкой на губах,
Проснулось Самоотверженье...
И приобщаясь к этой воле,
Солдаты призывали бой...
Война, страшившая дотоле,
Теперь являлась им судьбой.
Нечеловеческая сила
Очеловечилась вполне
И самоё себя крушила,
Как то положено войне,
Смывая кровью гниль сомненья,
Липучесть слов, нелепость фраз...
И только Самоотверженье
Определяло
всякий
час...
Радела смерть – ряды редели...
Но на остатках сил и тел –
На человеческом пределе –
Они вступали за предел.
И там, за краем всех понятий,
На шаг за гранью бытия,
Средь умертвляющих объятий,
Свершалось общностное «Я»
Оно взвилось кровавым стягом,
Как пламень из земных пород,
И вдруг пошло
и шаг за шагом
Победный набирало ход...
*
Мы, дети праздного цинизма
И прагматических основ
Идеями патриотизма
И дефинициями слов
Рисуем образность,
в которой,
Себе находим костыли...
И не понять нам,
как смогли
Когда-то сами стать опорой
И воплощением идей
Те люди, для земли своей.
Поскольку Самоотверженье –
Суть подвиг жертвенный и путь,
Идущего без рассужденья,
Не нам понять...
Не нам примкнуть
К пути верховного служенья;
Не нам же, выронившим знамя
Всемерной общности людской,
Теперь, с бесстыжими глазами,
Касаться вялою рукой
Его обугленного древка,
Свою опору, видя в нём –
Мы любим ВСЁ вчерашним днём,
Да эта «любость» - однодневка...
И в нашем сердце разорённом
Ничто подолгу не живёт –
Там нечем жить...
В том лоне сонном
Взаимоотчуждений лёд –
Там даже радость гнёзд не вьёт...
*
... Что ж видел там старик когда-то,
С усмешкой, вглядываясь в нас?
Что мы ему? –
Душой солдата
Полмира обнимал подчас!
Дед, будучи чистосердечен,
Имел тот истинный кураж,
Каким бывает обеспечен
Лишь только тот, кто Духом мечен
На подвиг –
не на антураж.
И что читается в начале,
С обратной стороны медали,
Как героическая блажь.
С той же весёлою отвагой
Он принимал нелёгкий труд;
Когда народ тяжёлой вагой
Свой город поднимал из пут
Послевоенного распадка,
Туда, включившись без остатка,
Дед уцелевшею рукой
Взвалил себе на попеченье
Часть действа.
Строже, в части той,
Где шло тогда восстановленье
Путей трамвайного движенья...
Жизнь продолжалась,
длился бой...
*
Но горький день пришёл один,
Как помнится, зимы вначале...
В тот день и орден, и медали –
Всё пропил забулдыга – сын...
Дед хрипло выдохнул:
«Плевать!» -
И как отрезал резкой нотой,
Мол, боле не о чем болтать...
Но вдруг задёргалась щека
И за ухмылкой старика
Ожило жалобное что-то...
Страх...
и
потерянность
во взгляде...
Уж не насмешка дерзких глаз,
Но только просьба о пощаде
Упрямо вглядывалась в нас...
Мы растерялись по углам
И, озираясь воровато,
Переживая этот срам,
Осознавали – виноваты...
Мы даже это не смогли:
Мы деда не уберегли,
Сгубили своего солдата...
И перед скорчившимся дедом,
Всяк опознал свою вину:
МЫ скомкали его Победу.
Мы ТАК закончили войну...
А дед скончался тем же годом...
Окончив жизнь без вранья,
Пошёл искать своих –
Он родом
Был из всеобщностного «Я».
P.S.
Всяк жизнью живёт своей.
Но та вина тяжёлым гнётом
На всех
как оттиск прошлых дней.
***
|